Заклинатель - Страница 36

— Попробовали ведь уже. Там, под Островом.

— Ляхов одолеть — невелика честь. Да и до большой сечи под Островом дело не дошло. Вот татары — они врагом посерьезнее будут. Как-то с ними твоя хитрость себя покажет?

— Пока не попробуешь, не узнаешь.

— Это верно, юный боярин, — согласился Михаил Иванович и снова наполнил кубки. — А теперь сказывай, откуда ты про хитрость сию прознал? Про гуляй-город, про то, как в деле его использовать разумнее выйдет, про пищали, без коих хитрость эта вся, мыслю, совсем никчемной будет? Только не сказывай, что сам все как-то вечерком придумал. Такое зараз не придумывается. Чтобы так все вместе слитно организовать, увязать с оружием иным, с конницей — это немалый опыт иметь надобно…

Что мог ответить ему Андрей? Посоветовать воспользоваться Интернетом, где все вопросы тактики и стратегии разных видов войск в разные времена обсасывалось многократно самыми разными специалистами и любителями? Почитать военно-исторические книги, где так же не раз анализировалось, кто, когда и как правильно действовал, а кто — нет. В этом мире, кроме Плиния Старшего да Плутарха, никто и ничего, похоже, не читал. Не считая псалтыря, естественно.

— Большей частью случайно получилось, — пожал плечами Зверев. — Я же ведь избы хотел сделать, а не просто щиты. Ну а потом хорошенько обдумал, что получилось, как использовать можно.

— Случайно, сказываешь? — Князь хмыкнул. — Что же, случайно и впрямь немало поразительного по Божьему попущению случается. Тут главное не откреститься, а заметить подсказку, что ангелы-хранители посылают. Ты чего?

Звереву опять померещился совсем рядом тихий женский смешок. Неужто кикиморы в доме княжеском балуют? Вот он и насторожился.

— Да вот думаю, курагу лучше взять или сливу?

— Сливу, конечно. Кураги и зимой наешься…

Себе Воротынский выбрал наливное яблоко и так смачно, брызнув в стороны соком, впился в его глянцевый бок, что у Андрея даже слюнки потекли. А хозяин снова поднял кубок:

— Давай еще раз за тебя, боярин юный и разумный не по годам. Далеко пойдешь, Андрей Лисьин, коли не отравят.

— Я постараюсь, — благодарно кивнул Зверев. В голове уже шумело, хотелось сотворить что-нибудь великое и радостное, соответствующее событию. Но ничего подходящего в голову не приходило.

— Бердыш свой ты тоже долгими размышлениями придумал? — ласково поинтересовался Воротынский. — Сковали мне по памяти десяток таких для холопов, поигрался я ими. И впрямь штука ладная, удобная. И как саблей рубить можно, и как рогатиной колоть, и как ножом резаться, и как щитом прикрываться. Кабы не столь велик получался, истинно заместо сабли бы носил! Сказывай, как додумался до штуки такой?

— Не додумался, — честно признался Зверев. — Мне чужой славы не надо. Гуляй-город я выдумал, а бердыш уже готовым увидел и опосля у кузнеца истребовал.

— Вот как? И где же ты такое диво дивное углядел?

— Я? — Зверев поперхнулся, сообразив, что спьяну сболтнул лишнего. — Где увидел?

— Да.

— Я… Я бы рассказал, княже, да ведь не поверишь. Истинно не поверишь.

— Отчего же, — развел руками Михаил Иванович. — Штука ладная, сам в руке держал и в деле увидел. Как же не поверить?

— В общем, далеко это место… И не описать, где.

— Умеешь любопытство разжечь, боярин, — бросил хозяин на край блюда огрызок яблока. — Теперь не отстану точно. Ну сказывай, не томи. Что за место такое тайное, как попал туда?

Зверев задержал дыхание, все еще колеблясь с ответом, а потом решительно выдохнул:

— Во сне!

— Где?! — Воротынский оглушительно захохотал. — Где-где? Вот уж воистину, место далекое, неведомое. Ох, потешил! Да, воистину… А ты знаешь верю, верю. Я как-то, помнится, со Змеем-Горынычем сразился. О четырех головах! Три срубил, а одна никак не давалась. Пока бился, она сперва подо мной коня сожрала, потом голову мне откусила. Потом огнем обожгла — одежа вся на мне сгорела, поддоспешник, епанча. Одна кольчуга осталась панцирного плетения. И царапалась, так царапалась… Но я потом извернулся, в глаз ему совню воткнул.

— Как же ты без головы-то, княже? — не понял Андрей.

— Так сказывал же тебе, боярин, — опять захохотав, хлопнул гостя по плечу Михаил Иванович, — во сне сие было, во сне. Так и не победил я гада того. Совню в глаз сунул — и проснулся. А совней после того сна долго, ох, долго баловался. Ладная штука в горячей сече. — Хозяин поднялся, отошел к окну, распахнул створки: — Душно что-то ныне. Как бы грозы не случилось.

В светелку тут же ворвался звонкий девичий смех. Андрей поднялся, подошел к князю, выглянул наружу. Внизу, в небольшом скверике, отгороженном от прочего двора махиной дворца, качались на качелях две девицы в легких ситцевых сарафанах. Еще несколько девочек, девушек и женщин стояли под деревьями: вдоль частокола росли яблони и вишни, ближе к дому — две сливы, покрытые множеством темных спелых плодов. На окружающих качели двух полукруглых газонах красовались крупные ромашки, гладиолусы и пышные разноцветные гвоздики.

— Что тебя удивляет, боярин? — Наблюдательный хозяин на изумление быстро замечал изменение в настроении Андрея. — Ты давно не видел юных дев? Или знаком с кем-то из них? Вон те девчонки с косами — это мои дочери, Елена и Анастасия. В сарафанах с синими юбками — дочери князя Трубецкого, соседа нашего. Эти уж на выданье. За ними тетка вон приглядывает, Евлампия Скопина, вдова князя Федора.

Теткой была темная женщина, одетая в черное платье со множеством юбок, превращавших одеяние ниже пояса в подобие колокола.