Заклинатель - Страница 85

— А здешнему боярину ты ничего за землю не должен? — на всякий случай уточнил Андрей.

— Так ведь татары… — напомнил мужик, словно это должно было все объяснить.

— Дядя Звияга… — напомнила о себе девушка.

— Аксинья еще к тебе просится, княже. Друга моего дочка. С другом выселки рубили.

— Ладно, — кивнул Зверев, — поехали.

К вечеру обоз прикатился в ставку. Встречать попавшего в полон, а теперь чудесным образом вернувшегося князя — и не просто вернувшегося, а с добычей! — вышли многие. Однако от расспросов воздерживались.

Андрей спешился возле часовни Сергия Радонежского, перекрестился, вошел в шатер воеводы Хворостинина, коротко кивнул:

— Здравствуй, княже. Я к тебе доложиться приехал. Какой-то олух недели две назад татар за Суру пропустил. А они, с добычей возвращаясь, мне в спину ударили. Людей многих побили, в плен меня и боярина Трошина захватили.

— И где теперича те бояре, князь Андрей?

— В земле, конечно. Закопали мы их за Сурой, в трех днях пути.

— Не попустили, стало быть, басурман на землю русскую, — встав, перекрестился воевода.

— Как же не попустили, колы они выселки одни сожгли да несколько деревень разграбили?

— Страшно не когда пограбят, а когда назад вернутся, князь Андрей, — сел обратно в кресло Хворостинин. — Коли вернутся да сказывать станут, как легко добро с нас получить — вот то и страшно. От таких разговоров беды и случаются. Из-за них в новые набеги казанцы сбираются. А коли ушел хан за Суру да назад не возвернулся — то иным наука. Не ходи к русским, нет у них легкой добычи. Не уберегли людишек — плохо. Но татар не упустили — хорошо. Благодарствую тебе за службу ратную, князь Сакульский. О доблести твоей государю обязательно отпишу. Бог даст, и кто татар прозевал, тоже прознаем. А ты поезжай, княже. Тяжкая тебе ныне служба досталась. Отдыхай.

С боярином Трошиным они расстались перед Муромом — оказались у него там какие-то хлопоты. Добычу поделили пополам. То есть каждый сперва забрал из табуна своих коней, из обоза — свою броню и оружие, а все остальное — пополам. Андрей подозревал, что его немного обманули: как воеводе, ему наверняка полагалась большая часть. Но насколько большая — он не знал, а торговаться не умел. Пока не научился. Хотя тут нравы лихие — еще и не то делать придется. Причем со всей серьезностью. Скромность в этом мире не в почете.

Дальше Зверев покатился один, с Шамшой, Звиягой и Аксиньей. Но они, разумеется, не в счет. Слуги. От Мурома до Москвы девять подвод грохотали одиннадцать дней. В столицу князь заезжать не стал, сразу повернул к Великим Лукам. Погода стояла неплохая: облачная, с частыми мелкими дождиками. И не жарко, и дорога почти не размокает, и для земли полезно — засуха в этом году не грозит. На восьмой день пути, аккурат в дождь, Зверев увидел несущихся навстречу всадников. Троица коней явно не жалела — но даже с заводными лошадей таким аллюром загнать можно за день. Андрей посторонился, чтобы не забрызгали, натянул поводья. Ему показалось в гонцах что-то знакомое. И лишь когда те пронеслись мимо, он сообразил:

— Пахом! Пахом, стой!!! Дядька, ты куда?! — Он уже собрался броситься в погоню, когда троица сбросила скорость, развернулась. Андрей помахал рукой: — Хоть бы поздоровались! Отец, Боже мой, тебя не узнать. Что с тобою?

Боярин подъехал ближе, подслеповато прищурился. Смахнул дождевые капли с лица — и кинулся вперед, сдавил, как медведя в объятиях:

— Сын! Сынок! Андрюшка! — Звереву даже показалось, что он всхлипнул. — Сын, живой… Откуда? — Он, наконец, оторвался, стряхнул воду с бороды, сжал его голову ладонями, вглядываясь в глаза: — Цел? Ты как, цел? Откуда, как вырвался?

— Как обычно, — пожал плечами Андрей. — Побили татар да назад повернули.

— Погоди. — Боярин перевел взгляд па обоз, на идущий позади табун из полусотни лошадей. — Да ты, никак, с добычей?

— Ты же сам учил, отец! — удивился Зверев. — Положено брать, коли победил.

— Ах ты, сорванец… Ты хоть знаешь, что государь уже повелел двести рублей на твой выкуп из казны выплатить? И мы с матушкой собрали… Хотя чего теперь?

— Так. А царь-то откуда знает?

— Я, как в усадьбу скакал, заехал, через Кошкина передал. А государь, как узнал, повелел заплатить. Коли не хватит, я доплачу… А, да, — опять спохватился Василий Ярославович, — ни к чему ужо. Ты ныне сам с добычей. Как же удалось? Нет, молчи. Потом расскажешь. Эти люди кто? Я их не знаю. Нанял с обозом управиться?

— Ко мне под руку попросились. В плену были.

— Доброе дело, — кивнул боярин. — Так вот сделаем: Вторуша, обоз принимай, в усадьбу приведешь. Вот тебе серебро, коли нужда в чем возникнет. Остальные — на коней. Мать дома с ума сходит, надобно показать тебя скорее. Седлайтесь. Коней, вижу, у нас ныне вдосталь. Домчим быстро.

Они и вправду добрались до усадьбы всего за четыре дня, гордо въехали в ворота, и в этот раз Ольга Юрьевна впервые кинулась обнимать сперва его. Не просто обнимать, а целовать, прижимать к себе, снова целовать и плакать, тыкаясь в него мягким теплым носом.

— Мама, не нужно, — наконец «сломался» Зверев и обнял женщину. — Мама, все хорошо. Все хорошо, я вернулся. Я всегда буду возвращаться. Иначе ведь невозможно, мама. Ты видишь, я здесь. Все хорошо.

Наконец боярыня отступила — и тут уж совсем неожиданно в него вцепилась еще девчонка и тоже принялась слюняво целовать лицо:

— Вернулся, миленький, вернулся! Господи, вернулся мой хороший.

«Жена! — вспомнил Зверев. — Боже мой, я ведь женат! Совсем вылетело из головы».